Deja Vecu [Уже пережитое] - Георгий Евгеньевич Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ого! – бестактно обрываю Аньку, не выдержав напора нахлынувшего удивления. – Первый ШМЯК и сразу в своё рождение? Ну ты экстрималка, однако!
– Не-е-ет, – протянула она с улыбкой, махнув на меня рукой. – До тебя мне далеко! Я написала свой тринадцатый день рождения. Мне казалось, что это была отправная точка моего взросления, да и писать своё рождение в такой книги было страшновато. Зачеркнув дату, я, естественно, "скакнула" на два года назад. Бог ты мой, что со мной было, словами не сказать! Представляешь сцену: родители, подружки, одноклассники, брат, все ждут когда же девочка Аня задует свечки на торте, а тут эта маленькая бестия начинает орать во весь голос прямо на торт, потом вскакивает и начинает бегать по всей комнате, хватает всех за руки, щупает всех, бьёт себя по лицу. Сумасшедший дом! Через час истерики меня «отпустило», и тогда я смекнула, в чём дело. Сложила один плюс один. Попробовав ещё раз зачеркнуть дату в книге, я закрепила результат, ну и тут понеслось! Мне кажется, ты можешь представить, что я вытворяла, открыв для себя перемещения во времени в пятнадцать лет. Да что уж там говорить, к своим фактическим двадцати годам я уже была подпольным миллионером, который испытал на себе чуть ли не все удовольствия мира. Тогда это было очень круто: пить без похмелья, рисковать без последствий, принимать любой наркотик без привыкания и ломки. Вот эти удовольствия меня и сгубили. Поначалу всё шло как и положено, каждый «джамп-кат» обнулял ощущения после наркотиков, но мне всё было мало, и я продолжала экспериментировать с «кайфом». Через какое-то время ко мне «прицепилась» лёгкая головная боль, куда бы я не скакнула – за неделю до принятия препаратов, или через месяц после – зараза всюду меня преследовала. Думала, что и так пройдёт, на всякий случай перестала употреблять даже алкоголь, но было уже поздно. К двадцати пяти годам, кстати, мы уже тогда были женаты, в моей голове словно булыжник вырос, а каждое использование книги только усиливало эту боль. Я даже выучилась на психолога, думала сама разобраться в проблеме, но приобретенная профессия не дала особых результатов. Как назло сама книга пошла против меня: прыжок, и мне хуже, прыжок, и мне ещё хуже. Вот тогда я приняла решение попросить помощи у тебя, а самой больше никогда не пользоваться чёртовым ежедневником. Ну, что было дальше, ты и сам прекрасно всё понял. Я прыгнула в свои семнадцать и за несколько лет приготовила вот эту передачу книги тебе на руки.
Окончив свою историю, Анька подняла на меня взгляд в ожидании ответной реакции. Сухие карие колодцы мерно заполняли тишину вокруг, безмолвно окутывая моё сердце теплом, как домашний шерстяной плед, согретый у батареи. Сколько бы не было мне лет, никак не могу спокойно сдерживать напор её взгляда, и потому постоянно проваливаюсь в эти глаза. Эх, Анютик, судя по всему, я тоже безнадёжно болен…
– Прости меня, – прошёптала та, кто завладел моим спокойствием раз и навсегда. – Прости, Саш. Я не желала для тебя всего того ужаса, что ты испытал. Если бы я знала, то никогда бы не передавала в твои руки эту книгу. Я просто очень боюсь. Просто боюсь. Прости если сможешь. Но прошу, перед тем как ты решишь, что делать дальше, помни – даже в самый жуткий приступ боли я всегда была счастлива, что ты рядом. Без тебя мне и минуты не прожить, что в болезни, что без неё.
Без слёз и душераздирающих сцен, обойдясь без картинных поз с закинутыми к небу руками и надрывным рыданием, Аня сказала то, ради чего, собственно, я сюда и пришёл. Мой последний ключ в сложнейшей головоломке и первый от обыкновенного счастья. Она снова была рядом. Без ложной драмы и тошнотворно фальшивых сцен – наверное, так звучит правда, настоящая, неподдельная. Да, господа, за такое и в жерло горящего хроноса ШМЯКнуться не жалко.
– Что будешь делать? – ворвался её вопрос в мои раздумья о «вечном».
– Что-что, лечить тебя, разумеется, – пожимая плечами в наигранном недоумении (ну хоть мне-то можно повыпендриваться?), достаю из кармана прозрачный пакетик с белым порошком. – Пол пакетика под язык, и рассасываешь. Потом, через минутку, можно запить, чтобы вкус перебить.
– Ты что?! – в ужасе шарахнулась от меня Аня, с вытаращенными глазами указывая на пакетик. – Это же… Я не буду… Это же…
– Успокойся! – прерываю заикающуюся пластинку «Страх и ужас в канцелярке». – Это лекарство, правда! Доверься мне, я столько лет работал над твоей проблемой и во мне столько знаний, что уж от головной боли мои бесконечные образования тебя точно спасут. Бери и не думай ни о чём. Это тебя спасёт.
– Точно?
– Точно.
Следуя моей инструкции Анька проделала необходимые манипуляции с пакетиком, исправно опустошив его ровно наполовину. Пока моя будущая жена принимает лекарство, я не теряю понапрасну времени и выключаю в магазине свет, закрываю заднюю дверь и подхожу к выходу. Кивком головы приглашаю Аньку на улицу, и, дожидавшись пока она поставит канцелярскую лавку на сигнализацию, вместе с ней выхожу под декабрьский снегопад.
– Что за лекарство? – осторожно берёт меня под руку Анька.
– Потом расскажу, – бережно прижимаю её руку к себе. – Это долго объяснять.
– Потом, так потом. Слушай, ещё вопрос: мы столько лет прыгали туда сюда, переписывали событие за событием, изменяли ход времени как хотели, а всё равно некоторые вещи происходили именно так, и никак иначе. Вот как думаешь, это судьба? Она вообще существует или так кажется?
– Я тоже долго над этим думал, – киваю ей в ответ.
– И?
– Так уж получается, что некоторые вещи невозможно изменить, а некоторые полностью в твоей власти. Мне кажется, что есть два самых глубоких заблуждения: "судьба уже расписана наперёд" и "твоя жизнь будет полностью такой, какой ты сам захочешь". Будущее – это уже написанный сюжет, вот только
